Отправлено: 13.04.08 16:36. Заголовок: 15 апреля 2008 г. в ЦДЛ презентация книги Виктора Николаева «БезОтцовщина». Начало в 18.30.

15 апреля, во вторник, в Большом зале Центрального Дома Литераторов Союз писателей России, Бюро пропаганды художественной литературы СП России и Клуб писателей ЦДЛ представляют книгу Виктора Николаева «БезОтцовщина». Начало в 18.30.

Билеты бесплатные Справки по тел. 625-00-50.

Центральный Дом Литераторов расположенн в самом сердце столицы, дом выходит фасадами двух своих зданий на Поварскую и Большую Никитскую (бывшую Герцена) улицы.
Адрес: 123069, г. Москва, ул. Б.Никитская, д. 53
10 минут пешком от метро Баррикадная.
e-mail: cdl1934@yandex.ru

Дежурные администраторы:
Таисия Петровна АФОНИНА
Лидия Георгиевна НАТАЛКИНА, т. 291-62-78

 Отправлено: 13.04.08 17:51. Заголовок: Да, забыл написать, ..

Да, забыл написать, о чём эта книга. Она о подростковой преступности, но не только об этом. Начинается книга с вступления от автора, которое в свою очередь начинается с письма заключённого. Приведу начало...

От автора

„Здравствуйте, Виктор Николаевич.
Пишет Вам Саша из мест лишения свободы. Я сирота, и у меня никого нет, чтобы писали мне. Вот я и решил написать Вам письмо. Я попал в тюрьму, потому что очень хотел кушать. Я в своих грехах раскаиваюсь, а они у меня большие. Когда зимой было совсем голодно, то я воровал продукты на рынке. Летом было полегче, я находил их на мусорке, а зимой они сильно замерзали, потому достать и разгрызть их было трудно. Я всегда верил в Бога, и буду верить в Него до конца своих дней. Я знаю, что Он есть. Я ходил молиться и кланяться Господу. Я бы хотел приехать в какой нибудь монастырь, работать и жить в нём, если там не возражают. Скоро я освобождаюсь и не знаю, как устроюсь там, в Ставропольском крае, откуда меня привезли. Но ехать туда мне не к кому. Мой отец сильно пил. Однажды он так напился, что я нашёл его в сарае, где он привязал себя рядом с коровой и вместе с ней ел сено и лизал соль. Когда я увидел это, то чуть не сошёл с ума от страха, а мама тогда сказала, что такое уже было.
У нас это началось, когда в деревне не стало работы. Тогда все начали пить, сразу стали злые и противные. Так вот, тогда в сарае, как только отец увидел меня, начал сразу кричать петухом очень жутко и страшно. Я не помню, как забежал в дом, а отец уже сидит там и гавкает. Бабушка тогда сказала, что твой батя чисто бес.
Когда такое случалось раньше в нашем доме, папа всегда бил маму, и от этого она почти перестала ходить. Из-за этого маму уволили с работы. А работала она на ферме бухгалтером. И у нас совсем не стало денег. Однажды отец был сильно страшный и набросился на нас. А мама взяла ножик и выколола себе глаза, чтобы не видеть всего этого. Я помню, что её глаза тогда вдруг побелели и закрылись. Скоро мама умерла. После похорон она два раза приходила ко мне, будто во сне. Один раз перестирала всё мое бельё, а в другой раз целовала мои глаза и шептала: „Не забывай глядеть на меня“.
Той осенью, когда умерла мама, меня тайком крестила бабушка, всё плакала и шептала: „Хоть бы кто согрел тебя“. Мне только сейчас стали понятны её слова. Тогда зима была очень холодная, а одежды у меня почти не было. Я ходил в резиновых сапогах и за всю зиму ни разу не простудился.
Я освобождаюсь в конце января, поэтому и задумываюсь о будущем: как устроиться, где работать, зарабатывать на хлеб и больше не становиться на путь преступления. Вот буду выходить и не знаю, что одену. Просить мне не у кого. Придётся ходить в робе. Иногда мне дают свои вещи ребята, у которых кто-то есть, вот за ними и донашиваю. Иногда выделяют из посылок, но это бывает совсем редко. Так что прошу Вас, помогите мне. Я буду ждать ответа. Если прочитаете мою писанину, то не удивляйтесь, что пишу, может быть, не складно. Но я учился только до пятого класса.
Иногда к нам приезжают баптисты, а православные уже и забыл, когда появлялись. Поэтому прошу Вас поддержать меня духовно и насущно. Я молюсь о своих грехах и всем желаю здравия, всей Вашей пастве. Я знаю, что меня все боятся и ненавидят, а я хочу, чтобы меня любили и здоровались. И хочу изо всех сил этого заслужить. Если Вы мне не ответите, я не обижусь на Вас. Вам, наверное, пишут многие, и понимаю, что всем не поможешь. Просто, если на воле мне будет совсем плохо, то я снова вернусь в нашу колонию. А для этого мне даже советуют, какое преступление и где надо правильно совершить. Но я об этом стараюсь не думать. А Вас, Виктор Николаевич, или тех, кто всё-таки прочитал мое письмо, просто прошу: помогите мне хотя бы советом, как полезно жить“.

Да, Саша, к великому сожалению, ты прав. Помочь я тебе уже не смогу, потому что письмо попало ко мне после твоего освобождения, и ты затерялся в бескрайних просторах нашей страны. И таких писем, по прочтении которых обмирает душа и сжимается сердце, действительно, очень много. Получается, что и вправду, кроме Бога ты никому не нужен.
Дорогие читатели, в моей новой книге я вновь хочу рассказать о том, что видел и прочувствовал лично. Русского человека нет необходимости низводить на жалость. Наша душа у подавляющего большинства всегда была сострадательна и милосердна. Я благодарен вам за найденную возможность ознакомиться с моей новой работой. Книга эта о семье, о родителях и детях, о людях и нелюдях, о жестокости в любом возрасте, особенно в детском; и всё-таки в большей степени о любви, о надежде, вопле оступившегося подростка, и о том, как помочь „полезно жить“.
Поймать преступника и наказать его – это всего лишь последняя стадия юридического дела. А вот основное и главное заключается в том, как этого мальчишку или эту девчонку вразумить и подготовить к тому новому миру, который находится за воротами колонии. Сегодняшняя социальная и моральная среда меняется настолько стремительно, что уже через полтора-два года освободившаяся молодёжь выходит в неузнаваемый, часто более агрессивный кусающийся мир. В той деревне или городке, откуда они родом, бывших заключённых, действительно, боятся и ненавидят, а нередко создают такую невыносимую атмосферу бытия, в которой их замкнутая, огрызающаяся ранимая душа легко и порой, назло всем становится на новый путь преступлений. Поэтому надо решить главную задачу: создать настоящую государственную стратегическую программу по восстановлению и поддержке этих людей. На сегодня ничего подобного или близкого к этому нет...

 Отправлено: 13.04.08 20:41. Заголовок: Ещё глава из книги

Сам я книгу эту пока не читал, но решил (чтобы несколько расширить представление о ней) опубликовать здесь ещё одну маленькую главку, просто случайно открылась

Глава 9

«Здесь пахнет Богом!..»

Ребята пели хорошие песни. Так поют, когда поет душа. А ей было от чего радоваться и петь. В стране наступило время, когда в местах заключения стали строиться православные храмы, появляться молитвенные комнаты. В детских колониях такую необходимость почувствовали наиболее остро. Над часовней равноапостольного князя Владимира уже в октябре 2006 года подняли купол с крестом. Все происходило настолько торжественно, что присутствующие не стеснялись слез. Здесь, в стенах этого храма у многих был свой кирпичик. Их сюда специально никто не звал, просто в жизни каждого человека есть свой час, когда душа идет к храму, в котором происходит незримое преображение и возрождение.
Юный строитель тюремной часовни Пашка, впервые в жизни оказавшись в храме во время одной из паломнических поездок, с порога выдал: «Здесь пахнет Богом!» Видя, что все подают записки и не зная, как это правильно сделать, он написал по-своему: «Земля им пухом», перечислив всех бабушек и дедушек. Родителей он не помнил. Позже, на первой исповеди, Пашка протянул священнику неровно оборванную бумажку. На ней карандашом было написано: «Дурак!» Батюшка минуту с интересом рассматривал искренне кающегося грешника.
Здесь был мастеровой не по годам Валька. Рассказывая как-то воспитателю про свою жизнь, он в конце добавил:
– А ты плохо про мою мамку все равно не думай. Больно жалко ее. Когда ее отец утюгом жег, она все кричала: «Меня всю обожги, только Вальку не трогай!» Она умерла от слез.
-112-

Потом, помолчав некоторое время и уже успокоившись, мужским голосом продолжил:
– Я ее сам хоронил. Деревня-то двадцать дворов всего. Все пьют. Сельсовет тоже. Я из стола гроб сколотил и на огороде закопал. Тетя Надя только помогала, что-то все про Бога читала и требовала крест правильно поставить, да имя мамкино на нем написать. Дома я жить уже боялся.
– А у кого жил? - спросил воспитатель.
– А кто не шибко бил, у того и жил. А че? Я у них работал, они каждый день кормили.
В этой часовне много Валькиных кирпичей. Его руками были идеально зачищены стены.
Церквушку клали, штукатурили и облагораживали. Она хорошела, расцветала.
Проявил свой дар дизайнера Вася, инвалид на левую руку. Биографию он не скрывал, а о себе говорил: «Я жил, как карта ляжет». Карта легла так, что дважды показала казенный дом. О месте рождения Вася написал: «Родился я в Коме (Коми)». О родителях вспоминал и говорил ласково: «Когда бы я ни сидел, они помогали мне везде». В «зоне» он оказался непокорным бузотером. Чтобы нигде не работать и соблюдать звание «правильных», он обмотал фуфайкой кисть руки и перебил ее молотком. Его не на шутку буйную фантазию внезапно осадил начальник отряда единственной фразой: «Ты, глупый, теперь ведь даже не сможешь девчонку обнять!..» Эти простые отцовские слова были ошеломляющими и решающими. Через какое-то время его энергия выплеснулась на архитектуру. Василий сложил красивое, узорное крыльцо, пользуясь только одной рукой.
Часовня со дня своего рождения познала сотни судеб. С коварными помыслами сюда не приходил никто. Это было место духовного восстановления, осмысления и торжества для каждого, кто просто побывал
-113-

здесь или имел отношение к ее возведению молитвой, руками, копеечкой. Это было не простое здание, а место, в котором пришедший находил свой уголок для молчаливых раздумий о жизни, поступках, дальнейшей судьбе. Само слово «часовня» необычно расшифровал тот же строитель Пашка: «Час внятного осмысления».
Из письма заключенного, строившего тюремный храм:
«...Я отбываю большой срок за убийство и ряд разбойных нападений. Думаю, что у Господа нет чудес, у Него все естественно и все Ему подвластно. Это для нас кажется чудом то, что выходит за рамки нашего сознания.
В 199... году, сидя в камере, я был буквально поражен «чудом». Пишу «чудом» в кавычках, так как за пройденные 6 лет в вере я понял, что это милость Божия так проявляется. Выразиться иначе не могу. В камере со мной сидел раб Божий Сергий, молился и читал Слово Божие. Когда я выезжал на следствие в ИВС, то мама передала мне Библию и иконку Пресвятой Богородицы Иверской. Я многократно смотрел на образ Богоматери и не видел ничего особенного. Потом этот образок стал как бы закладкой в Библии. Каждый день я брал в руки Библию, садился и читал, при этом глядя на образок, отмечал красоту Приснодевы! Она Божественна!
И вот однажды, когда я сел на низкий стулец и открыл Библию, я впервые увидел... кровь!!!!!!!
Я увидел кровь на Ее щеке и шее! Это УЖАС! Я весь затрясся, это был не просто страх, это был ВЕЛИКИЙ СТРАХ!
Число капель крови на шее у Богородицы совпало с количеством нанесенных мною ножевых ран в ТО САМОЕ МЕСТО моему потерпевшему!!! Где у
-114-

Богородицы капли крови, туда я наносил удары ножом невинноубиенному Борису, с правой стороны в шею. Да простит меня Господь. В ту ночь убийства я, конечно, был не так напуган тем, что сделал. Мне казалось, что я совершил «подвиг», и рука моя не дрогнула.
Благодарю Господа, что коснулся сердца моего окаменелого. Слезное раскаяние я приносил Христу каждый раз, когда ложился спать. Чего я только не просил у Бога! Чтобы у меня отнялись руки и ноги, отсох язык, пропало зрение и пр. Я искренне уверовал во Христа и что еще увеличивает мою радость, это то, что ОН привел меня во Единую Святую Соборную и Апостольскую Церковь Свою! Православие!
Дивен Бог, наш. Слава Тебе, Господи! Слава Тебе!!!
Р. Б. Дмитрий.»

 Отправлено: 19.04.08 09:09. Заголовок: Александр пишет: кн..

Александр пишет:

цитата:

книгу Виктора Николаева «Безотцовщина»

А где эту книгу можно скачать или купить?

 Отправлено: 19.04.08 09:43. Заголовок: Тима У Александр се..

Тима
Извините. Александр сейчас очень занят, будет на форуме через несколько дней.

 Отправлено: 25.04.08 16:15. Заголовок: Тима пишет: А где э..

Тима пишет:

цитата:

А где эту книгу можно скачать или купить?

Скачать вряд ли можно. Пока вышел сигнальный тираж - всего 2000 экз. Мне купили в храме Николы в Подкопаях, прихожанином которого является Виктор Николаев. Одна наша сотрудница купила на презентации. Будет время постараюсь выложить на нашем сайте или здесь на форуме.

 Отправлено: 18.05.08 21:35. Заголовок: Александр пишет: Бу..

Александр пишет:

цитата:

Будет время постараюсь выложить на нашем сайте или здесь на форуме.

Начат набор книги. Пока выкладываю начало, которое называется „От автора“, но оно занимает более четверти всей книги.

Архив можно скачать - ЗДЕСЬ <<<

 Отправлено: 04.07.08 19:59. Заголовок: Спаси Бог!..

Спаси Бог!

 Отправлено: 16.07.08 13:28. Заголовок: Смотрящий крестов

Одна из лучших, на мой взгляд, глава в этой книге - Глава 12. „Смотрящий крестов“. Её можно читать как отдельный рассказ или небольшую повесть.

Глава 12

Смотрящий крестов

Сегодня в воспитательной колонии был особенный день – условно-досрочное освобождение пятерых подростков. Несмотря на то, что такие события стали привычными, в поведении администрации и самих ребят чувствовалась приподнятость.
Все началось с торжественного построения, на котором зачитали Приказ, затем всех присутствующих пригласили на праздничный обед. Повара в этот день постарались на славу! Всё было необычайно вкусно. Для освобождающихся ребят накрыли отдельный стол. Непривычные к такому вниманию, они смущались и краснели.
Открыл обед начальник колонии. Он вновь сказал много хорошего о тех ребятах, которые сегодня освобождались, поблагодарил преподавателей, воспитателей, делающих всё, чтобы такие события происходили как можно чаще. Ребятам вручили аттестаты зрелости и дипломы об образовании. Всех пятерых начальник поблагодарил лично, подойдя к каждому и пожав на прощание руку.
Они уже имели определённые планы на жизнь. Но если четверым было куда ехать, их готовы были принять, то пятый, 17-летний Николай, при где-то существующем отце, был сирота. Из родственников у него был только дядя, и в этой семье его особенно никто не ждал.
За время пребывания в колонии Николай освоил четыре основные очень полезные профессии: слесаря, сварщика, электрика, каменщика. Пожилой мастер особенно тепло относился к этому мальчишке, говоря: „Впитывай, Коля, эту грамоту руками и душой. Другого хлеба у тебя не будет, а этот придётся по вкусу всем. Сейчас народ заметно умнеет и добрых мастеров видит сразу. Интеллигентными руками печку не сложить“. Мастер знал, что говорил. Многие ребята настолько хорошо осваивали эти жизненные специальности, что в колонию стали поступать заявки от предприятий и организаций с воли.
...Обед завершился. Ребят провожали оба отряда. Долго прощались. Им не мешали, не торопили. Николай со многими обнимался, что-то говорил, ему наперебой отвечали: „Пиши, не забывай!“ Стоял шум, смех...
Наконец, проход через КПП. Всё!.. Воля...
И уже тут, сидя в автобусе, Николай вдруг впервые ощутил до сих пор неизвестное чувство страха. Он осознал, что нестерпимо боится уезжать. Чем-то похожий душевный дискомфорт у него стал появляться месяца за два до предполагаемого освобождения, но сегодняшний страх был особого рода – это было состояние безысходности. Он всей душой именно страшился уехать, оторваться от порядка, стабильности, надежности... Пусть тут не дом родной, но тут спокойно, а там?!!
Николай сжал предательски дрожащие губы, и едва автобус тронулся с места, как слёзы сами потекли по мальчишеским щекам. Они словно омывали дорогу неведомого мира, тем самым стараясь хоть как то облегчить новый Колькин путь.
Ехать оставалось минут двадцать. Николай всю дорогу смотрел на окружающий мир из окна автобуса с неподдельным интересом и напряжением. Новым было всё. В итоге в голове сложилось смешанное представление от увиденного за окном, появилось сомнение и неуверенность в том, как его встретят и приютят дальние родственники. В таком сильном смятении он вышел из автобуса.
Николай осиротел три года назад. Известие о смерти матери пришло довольно поздно, и после долгой, вдумчивой беседы с начальником колонии, он так и не поехал в свой родной город.
Его мать работала научным сотрудником на атомной электростанции, где и получила облучение. У работавших здесь женщин последствия сказывались в разной степени, порой на самых непредсказуемых участках тела. Мужики, как ни странно, страдали намного меньше. В народе на этот счет были свои версии. „А мужики со станцией договорились, – злились бабы, – они пьют, а водку атом не берёт“. После вынесения безнадежного диагноза матери Колькин отец недолго был мужественным человеком. Узнав об этом, он вскоре ушёл. К тому времени уже было к кому и куда. Колька мамку любил и ...стыдился её болезни. Она молодая, симпатичная женщина была почти слепая.
...В день суда в зале была только мать. Ей помогли добраться чужие люди, а дальние родственники отвернулись сразу. В процессе чтения приговора у неё ко всему отнялись и ноги. Судья дважды демонстративно пыталась её поднять, но потом махнула рукой, приняв это за каприз.
Онемевший от всего, Колька, глядя на мать из-за решеток, только в этот час почувствовал к ней жгучее сострадание.
Уже потом, после смерти матери, ему от дядьки в колонию пришло одно сухое письмо в несколько строк, без намёка на „ждём“... От отца не было ни слова.
К дому родственников Николай шёл медленно, через силу переставляя ноги. Но другого угла у него не было. Официальная государственная сердобольность на деле оказалась глуха и скупа. Тюрьма в этом случае выглядела более щедрой и милосердной. Родственники жили в обыкновенной трехкомнатной „хрущёвке“ на втором этаже. На скамейке у подъезда сидели бабульки и, судя по тому, как они себя повели, увидев его, можно сказать, что о нём уже знали. На приветливое Колькино „здравствуйте“ они ответили едва заметным кивком, тут же начали о чём-то перешёптываться, пододвинув на всякий случай поближе сумки. И без того напряженный парень это заметил сразу.
Он долго звонил в дверь. Наконец, ему открыли.
– А-а... это ты, – запахивая халат, бесцветным голосом сказала родственница и, отвернувшись, пошла на кухню греметь посудой.
Всё! Это была настоящая воля, без розового цвета, где надо везде, всегда, ежеминутно самому принимать безошибочные решения и совершать правильные поступки. Начиная с того, куда повесить курточку, чтобы хозяева не поджали губы, потому что здесь не сюда вешают, куда поставить обувь, чтобы опять не разозлить родственников, потому что здесь не сюда ставят. В поведении Николая во всём была заметна растерянность и скованность.
– Ну... проходи, садись...
Его уже несколько минут молча рассматривали проснувшийся дядя и его жена, словно надеялись сразу выявить и раскрыть тайные Колькины замыслы. Все молчали. Было видно, что его здесь хоть и ждали, но не желали. Боялись и не терпели. Скоро подошли остальные родственники, сыновья-близняшки.
За столом мальчишки буквально впились глазенками в Николая, с любопытством следя за каждым его движением. Тот явно стеснялся, был очень скован, от всего отказывался, без конца повторяя, что сыт. Эта была уже не та привычная атмосфера колонии, казавшаяся теперь далекой, родной и нереальной.
Колька уронил вилку, поднял, машинально облизал, отчего ему стало совсем тошно. Здесь, на воле, среди своих, он был чужим, постоянно чувствуя, что за ним наблюдают. И что бы Николай ни пытался сделать хорошее, в первую очередь он был „зек“, от которого можно ожидать чего угодно. Его вежливость, дисциплина не вписывались в атмосферу нового бытия. В душе парня начала расти тоска. Появилось странное желание вернуться обратно.
Едва насытившись, дядя спросил:
– Как думаешь жить дальше?
Он, видимо, не желал разговаривать тоном допрашивающего, но общее нервозное состояние передалось и ему. Его поучения и наставления из-за этого выглядели грубовато.
– Небось, смотришь на зону, как на дом родной? Гляди, у нас тут строго. Его жена в тон мужу поддакивала и кивала головой, чем ещё больше ухудшала общую атмосферу.
Мальчишки, уже привыкшие к Николаю, начали за столом шалить и баловаться. Взрослые были сосредоточены на воспитании племянника. Было ощущение, что их мучительное ожидание достигло пика в день его приезда и вулканической лавой выплеснулось на парня. Родственники наперебой, пытаясь перекричать друг друга, учили Николая жизненному этикету: как себя вести, сидеть, говорить, есть, пить, спать... У Кольки кружилась голова, его знобило, он нестерпимо хотел в туалет, но боялся даже сказать об этом. Наконец, он с трудом прошептал: „Где тут у вас... это...“ Старшие, уже сами вдоволь накричавшись и заметно устав от такого урока, вяло ткнули пальцем на дверь.
Изнуренный такой беседой с родственниками, Николай нашёл в себе силы выпроситься выйти на улицу.
Ему захотелось побыть одному, прийти в себя. Дойдя до находившегося рядом парка культуры, он бухнулся на скамейку и бессмысленно уставился в землю...
Почти напротив сидели его ровесники. Были школьные каникулы. Вся их скамейка была обставлена банками из-под пива, дорожка была усыпана толстым слоем окурков, кругом валялись скомканные стаканчики, блестело битое стекло. Они бросали там же, где пили и ели. Переполненная мусорка несколько дней не знала рук дворника.
Придя домой, Колька интуитивно стал искать облегчения через какое-то занятие. Старшие были на работе, а мальчишки увлеклись игрой на компьютере. Побродив несколько минут по квартире, он задержался у сливного бачка в туалете и через 15 минут вернул ему жизнь. Потом снял инвалидность с рамы на балконе, которая, похоже, потеряла всякую надежду на человеческое внимание. Необходимыми инструментами были столовый нож, с трудом найденная отвертка и вилка. Следующим в очереди был несчастный простуженный кухонный кран. После своего выздоровления он даже по-другому заблестел. Через два часа в квартире многое как-то заработало, засветилось. Пришедшая с работы тётка сразу заметила эти отрегулированные бытовые мелочи, которые вдруг стали полезны и необходимы.
– Ты, Колька, что ли?
Николай в ответ только кивнул головой.
– Молодец. Наверное, вас там не только блатным песням учат и лупят, а ещё хоть чему-то полезному.
Николай молча отвернулся к окну.
Некоторое благодушие вечером внёс дядя, застав Колю за разобранным утюгом. Полчаса спустя воскрес и утюг.
За ужином была замечена небольшая деталь: тётка надела новый фартук. Разговоры за столом были те же. Мальчишки подхихикивали. Николай к беседе расположен не был. Только спросил уставшим голосом:
– Где мне лечь?
Ему постелили на диване. Тётка дала свежее бельё. Колька забылся во сне лишь, когда за окном едва засерело. Перед глазами проходила вдруг ставшая близкой колония. Вот они сидят на уроке литературы, вот – играют в футбол. Он слышал даже азартные крики ребят, звук мяча... Потом они в столовой. Каким же вкусным всегда был компот!.. Потом отбой, перешёптывание с соседом, скрип кроватей, Колька видел даже сползшие одеяла, слышал сопение ребят, их вздохи, бормотание...
Утром был обычный завтрак, за которым Николай неожиданно для всех, как бы, наконец, пресекая всякие поучения, наставления и тот властный тон, каким невольно с ним разговаривали родственники, уверенно произнёс:
– Сейчас еду к матери на могилку.
Он встал, поблагодарил, спокойно оделся, уже в дверях обронил:
– Если к вечеру не буду, не беспокойтесь. Мне есть, где переночевать.
На самом деле остановиться парню было негде. Родственники машинально переглянулись, но поучать племянника на этот раз они не решились. Тётка молча кивнула головой и прикрыла дверь. Без стука, тихо.
Кладбище находилось в 10-ти км от города у села Дубки. Автобус туда ходил нечасто и не по расписанию. Но такое расстояние для Николая было не в тягость, и примерно к обеду он стоял у могилы матери. Он её не нашёл, а как-то необъяснимо угадал. Могилка хоть и вся заросла травой, но всё же было заметно, что за ней кто-то изредка ухаживал. Омытый дождём и прокаленный солнцем крест, чуть стёртая фамилия, имя и отчество... Колька прислонился к кресту и... внезапно вздрогнул. Он услышал странные слова: „Я рядом, сынок...“
Это был мамкин родной голос... Сын ползал на коленях, дёргал траву, плакал... Потом очистил и протёр крест своей рубашкой и только тогда относительно успокоился. Возле соседской оградки увидел лопату, взял и подравнял холмик, сделал вокруг него симпатичную траншейку, прихлопал землю, нарвал букетик полевых цветов, украсил ими могилку, а лопату положил на место.
Невдалеке копались другие люди. Тут никто никому не мешал. Каждый пришёл со своей памятью, благодарностью и заботой.
Домой Николай вернулся таким же способом – пешком. Тётка молча открыла дверь.

Чтобы прочитать дальше сохраните файл:
bezOtcovhina_gl_12_sm_krestov.doc