форум Группы поддержки заключенных при Храме "Живоносный Источник"

Бороться с экстремизмом, но не со свободой слова

Анализ действующего законодательства и правоприменительной практики приводит к выводу о необходимости поиска решения вопросов об оптимальном соотношении защиты прав и свобод человека и гражданина (включая право на свободу слова) с требованиями законодательства о борьбе с экстремизмом и обеспечении безопасности государства.

Право на свободу слова не без оснований называют базовым [1] , так как без него невозможна реализация других фундаментальных прав человека: права на свободу мысли, совести и религии, свободу собраний и объединений.

Принцип свободы слова в России закреплен на конституционном уровне. В статье 29 Конституции РФ закреплены основные принципы: "Каждому гарантируется свобода мысли и слова. Никто не может быть принужден к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них. Гарантируется свобода массовой информации. Цензура запрещается" [2] . Тем самым, Основной закон возлагает на государство обязанность не только неправомерно не вмешиваться в свободу слова, но и всячески осуществлять ее защиту.

В процессе формирования законодательной базы, регулирующей свободу слова в России, важным этапом стала ратификация Россией в феврале 1998 г . Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Конвенция стала составной частью российской правовой системы. Россия признала юрисдикцию Европейского суда по правам человека, а также обязательность всех его решений, которые являются официальным толкованием Конвенции.

Постановление Пленума Верховного Суда РФ N 3 "О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц" [3] прямо ориентирует суды общей юрисдикции на использование положений Европейской конвенции и постановлений Европейского суда.

Таким образом, в Российской Федерации имеются конституционные основы для реализации свободы слова. При этом важное значение имеет реальная возможность применения норм международного права наряду с национальным законодательством.

Но на практике существует тонкая грань между правом гражданина выражать свое мнение и правом других лиц на защиту охраняемых законом их прав и интересов, а также обеспечение безопасности общества и государства.

В США по данному вопросу имеются прецедентные решения Верховного суда, позволяющие отделить факт от мнения. В частности, судья Паул по делу Герца заявил, что не существует понятия ложной идеи. Сколь бы вздорным ни казалось мнение, не дело суда поправлять это мнение. Оно может быть оспорено лишь в конкуренции с другими мнениями [4] .

Данный подход представляется правильным и для российской судебной практики. Основанием для него являются положения статьи 29 Конституции РФ, гарантирующей каждому свободу мысли и слова, а также свободу массовой информации, и статьи 10 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, провозгласившей, что каждый человек имеет право на свободу выражения своего мнения. Такая позиция находит поддержку и у других авторов [5] .

Однако в правовом государстве свобода реализации права любого гражданина, как и организации не может быть беспредельной. Она ограничивается правами и свободами других лиц. Часть 3 ст. 17 Конституции РФ предусматривает, что "осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц".

Так, в Конституции РФ, с одной стороны, есть статья 23, гарантирующая "право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту чести и доброго имени", а с другой – статья 29, где "каждому гарантируется свобода мысли и слова", свобода искать, получать, передавать и распространять информацию любым законным способом.

Статья 56 Конституции РФ предусматривает дополнительные ограничения свободы слова в условиях чрезвычайного положения для обеспечения безопасности граждан и защиты конституционного строя в соответствии с федеральным конституционным законом. Но данная норма не касается абсолютного запрета на цензуру, которая вообще не может быть применена в России.

Верховным Судом РФ разъяснено, что в соответствии со ст. 10 Конвенции и ст. 29 Конституции РФ, гарантирующими каждому право на свободу мысли и слова, а также на свободу массовой информации, позицией Европейского суда при рассмотрении дел о защите чести, достоинства и деловой репутации судам следует различать имеющие место утверждения о фактах, соответствие действительности которых можно проверить, и оценочные суждения, мнения, утверждения, которые не являются предметом судебной защиты в порядке ст. 152 ГК РФ, поскольку, являясь выражениями субъективного мнения и взглядов ответчика, не могут быть проверены на предмет соответствия их действительности [6] .

Указанная позиция содержится также в практике Европейского суда по правам человека: "С точки зрения Суда, следует проводить тщательное различие между фактами и оценочными суждениями. Существование фактов может быть доказано, тогда, как истинность оценочных суждений не всегда поддается доказыванию... В отношении оценочных суждений выполнить это требование невозможно, и оно нарушает саму свободу выражения мнений, которая является основополагающей частью права, гарантированного статьей 10 Конвенции" [7] .

Представляется, что именно внедрение в российскую практику правовых позиций Европейского суда, сформировавшихся за многолетнюю практику толкования и применения Европейской конвенции о защите прав и основных свобод [8] (далее – Конвенция), способно в значительной степени изменить ситуацию. Почти в каждом деле о предполагаемом нарушении статьи 10 Конвенции (свобода выражения мнения) Суд обращает внимание, что свобода слова представляет собой "одну из несущих опор демократического общества, основополагающее условие его прогресса и самореализации каждого его члена" [9] .

Имеются основания полагать, что Конституционный Суд РФ стремится поддерживать правовые позиции Европейского суда и тем самым обеспечивать защиту конституционных прав и свобод на европейском уровне, а также ориентировать нормотворческий процесс "в направлении соответствия современному пониманию прав и свобод" [10] .

Подобная практика, в первую очередь, должна быть реализована именно применительно к конституционному праву на свободное выражение мнений, т.е. обеспечению права на свободу слова.

Данная позиция международных и отечественных судебных органов представляется весьма важной при реализации положений Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности» в целом и, в частности, статьи 15 закона, предусматривающей, что «за осуществление экстремистской деятельности граждане Российской Федерации, иностранные граждане и лица без гражданства несут уголовную, административную и гражданско-правовую ответственность в установленном законодательством Российской Федерации порядке».

Статья также предусматривает, что «в целях обеспечения государственной и общественной безопасности по основаниям и в порядке, которые предусмотрены федеральным законом, лицу, участвовавшему в осуществлении экстремистской деятельности, по решению суда может быть ограничен доступ к государственной и муниципальной службе, военной службе по контракту и службе в правоохранительных органах, а также к работе в образовательных учреждениях и занятию частной детективной и охранной деятельностью».

Необходимо отметить, что законодательство о противодействии экстремизму было подвергнуто в научной литературе достаточно серьезной критике как нарушающее грань между гарантированными Конституцией РФ правами на многообразие политической деятельности, на свободу слова, свободу создания общественных организаций и противоправными действиями, посягающими на эти свободы.

Трудно согласиться и со сторонниками определения экстремизма как рода деятельности по распространению крайних точек зрения на ту или иную проблему. Данная позиция ущербна, поскольку трудно представить какое-либо высказывание в резкой форме, не подпадающее под приведенное понятие. Как справедливо отмечается в научной литературе, суть экстремизма состоит не только в распространении крайних взглядов, но и в сопровождении их насильственными или иными противозаконными действиями [11] .

Рядом авторов высказывалось мнение об излишествах в усилении уголовно-правовой репрессии, о неоправданном дублировании уже существующих запретов, предусмотренных нормами Особенной части Уголовного кодекса Российской Федерации; о небезупречности правоприменительной практики, и в частности доказывания при обвинении по делам о преступлениях экстремистской направленности [12] .

Рассматривая предлагаемые законодателем мотивы совершения преступлений экстремистской направленности, следует отметить, что сами по себе заявленные идеологические и политические мотивы не могут объявляться уголовно наказуемыми, так как это противоречит основному закону страны – Конституции РФ (ст. 13), где заложены принципы политического и идеологического многообразия.

Подобная трактовка уголовного закона, по справедливому замечанию некоторых авторов, «рождает вполне понятные опасения по поводу соблюдения основных демократических прав, гарантированных Основным законом Российской Федерации – Конституцией, в частности свободу слова, являющуюся необходимым условием демократического общества» [13] .

При исследовании указанных мотивов следует согласиться с мнением Н.Ф. Кузнецовой о том, что "впервые в российское законодательство внесены такие недопустимые согласно принципу ненаказуемости намерений, выражений собственных мнений признаки состава преступления, как идеологические или политические мотивы" [14] .

В этой связи также следует отметить, что конструкция статьи 282 УК РФ делает обязательной установления направленности действий при совершении данного преступления. Именно направленность действий определяет их устремленность к определенному результату, способность вызвать ожидаемые последствия. Объективизация признаков разжигания вражды и ненависти может выразиться в таких действиях, раскрывающих смысл вражды и ненависти, как распознавание объектов, заслуживающих вражды и ненависти; приписывание этим объектам негативных свойств и намерений; побуждение к деструктивным действиям в отношении указанных объектов.

Применительно к злоупотреблению свободой слова и массовой информации понятие направленности, как справедливо утверждает В.П. Кашепов, характеризует смысл экстремистской информации, ее содержание, способное вызвать национальную или религиозную вражду, унизить достоинство представителей какой-либо этнической, социальной или конфессиональной группы [15] .

Достаточно неопределенные в правовом отношении формулировки понятия «экстремистская деятельность», «экстремизм», приведенные в п. 1 статьи 1 Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности», дают основание, по мнению О.Е. Кутафина, совершенно справедливо утверждать, что к экстремизму имеет отношение и "публичное оправдание экстремистских действий", полностью противоречащее гарантированной Конституцией РФ свободе мнений и свободе слова, а также провозглашенному Конституцией РФ идеологическому и политическому многообразию [16] .

О том, что "понятие экстремизм окончательно пока не сформулировано" прямо заявил председатель Комитета Госдумы по конституционному законодательству и государственному строительству В.Н. Плигин (фракция «Единая Россия») в интервью "Российской газете" еще в 2006 г. Он высказал обоснованное опасение, что "необходимо бороться с экстремистскими проявлениями, при этом нельзя перейти ту тонкую грань, за которой может закончиться свобода слова. Я думаю, что будет выработана какая-то рациональная форма" [17] .

Существенные изменения, внесенные в антиэкстремистское законодательство Федеральным законом от 24 июля 2007 года № 211-ФЗ ситуации в этом вопросе не прояснили: в качестве квалифицирующих и отягчающих обстоятельств введены три новых мотива преступлений экстремистской направленности – «политический», «идеологический», «ненависть или вражда в отношении какой-либо социальной группы» (в основном, это преступления против жизни и здоровья).

В 2008 году отмечен рост значительный числа осужденных за ряд преступлений экстремистской направленности: по ст. 212 УК РФ «Массовые беспорядки» осуждены 53 лица (прирост по сравнению с 2007 г . 152,4%), по ст. 282 УК РФ «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства» осуждено 121 лицо (прирост – 89,1%), по ст. 2821 УК РФ «Организация экстремистского сообщества» осуждены 22 лица (+633,3%), по ст. 2822 УК РФ «Организация деятельности экстремистской организации» осуждены 23 лица (+360,0%).

Безусловно, с экстремизмом бороться необходимо, и притом самым решительным образом, ибо без социального, национального, межрелигиозного согласия в стране невозможно обеспечить ее благополучие и правопорядок. Однако при этом необходимо сохранить гарантированные Конституцией РФ права, свободы, законные интересы граждан независимо от пола, расы, национальности и ни в коем случае не пересечь черту, за которой могут закончиться наши свободы, и в первую очередь, свобода слова.

________________________________________
[1] Пальцева Е.С. Границы свободы слова журналиста в контексте статьи 23 Конституции РФ / Законодательство и экономика", 2008, N 7
[2] Конституция Российской Федерации // Собрание законодательства Российской Федерации, 1996, № 3, Ст. 152; № 7, Ст. 676; 2001, № 24, Ст. 2421; 2003, № 30, Ст. 3051; 2009, № 4, Ст. 445.
[3] Бюллетень Верховного Суда РФ. 2005. N 4.
[4] Цит. по: Честь, достоинство и репутация: журналистика и юриспруденция в конфликте (результаты исследования и материалы конференции). М., 1998. С. 102.
[5] См.: Настольная книга судьи по гражданским делам (2-е издание, переработанное и дополненное – под ред. Н.К. Толчеева), ТК Велби, Издательство "Проспект", 2008.
[6] См.: Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 24 февраля 2005 г . N 3 "О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц». Бюллетень Верховного Суда РФ. 2005. N 4.
[7] Постановление Европейского суда по правам человека по делу "Лингенс против Австрии" от 8 июля 1986 г . (п. 42).
[8] Конвенция о защите прав человека и основных свобод // Собрание законодательства РФ. 1998. N 20. С. 2143.
[9] Руководящие принципы судебной практики, относящиеся к Европейской конвенции о защите прав и основных свобод. Судебная практика с 1960 по 2002 г . СПб., 2004. С. 651.
[10] Зорькин В.Д. Роль Конституционного Суда Российской Федерации в реализации Конвенции о защите прав человека и основных свобод // Имплементация решений Европейского суда по правам человека в практике конституционных судов стран Европы: Сборник докладов. М., 2006. С. 179.
[11] Истомин А.Ф., Лопаткин Д.А. К вопросу об экстремизме // "Современное право", 2005, N 7.
[12] См.: Иванов Н.Г. Нюансы уголовно-правового регулирования экстремистской деятельности как разновидности группового совершения преступлений // Государство и право. 2003. N 5. С. 42 – 52; Кудрявцев В.Н., Кузнецова Н.Ф., Комиссаров В.С., Лунеев В.В. Конституция – это закон и для Государственной Думы // Государство и право. 2007. N 5. С. 13 – 16.
[13] Сысоев А.М. О сущности «экстремистских» мотивов в отечественном уголовном законодательстве // История государства и права, 2009, N 1.
[14] Кузнецова Н.Ф. Наука российского уголовного права и законотворчество (историко-сравнительный очерк) // Ученые-юристы МГУ о современном праве. М.: Издательский дом "Городец", 2005. С. 273.
[15] Кашепов В.П. Особенности квалификации преступлений экстремистской направленности //Комментарий судебной практики. Выпуск 13 /Под ред. К.Б. Ярошенко. Юридическая литература, 2007.
[16] См.: Кутафин О.Е. Российский конституционализм. Норма, 2008.
[17] Цит. по: Шкель Т. Власть, откройся! //Российская газета. 2006. 15 июля.

Евгений Чуганов, кандидат юридических наук

Источник: Воскресение.ру